Алопеция в очередной раз заглянула в комнату, где на диване мертвым сном спал брат Делирий. За минувшие два часа ничего не изменилось… Даже поза его оставалась прежней: раскинутые в стороны ноги, свесившаяся на пол рука, голова, неловко повернутая на подушке. Алопеция прошла на кухню и налила себе очередной бокал вина. Она села за стол, уперла пальцы в виски и почувствовала, как бьется тоненькая жилка…

«Нет, в конце концов, это возмутительно, — подумала девушка. — Вот так вот приехать ко мне пьяным и завалиться спать! Тут ему что, гостиница? К тому же… В прошлый раз тоже было не лучше».
В прошлый раз она часа полтора добивалась эрекции, а когда относительно положительный результат был достигнут — решила сделать любимому сюрприз, засунув ему в подобающее место новенькую, только что из секс-шопа, анальную пробку. Вопреки ожиданиям, эрекция тут же исчезла. Делирий возмущенно вырвал девайс и строго заявил, что еще одна подобная попытка — и никакого секса у них вообще никогда не будет.

С одной стороны, он был по-своему прав — о таких вещах надо предупреждать заранее. Поэтому она даже извинилась. Но с другой стороны… Как же это все скучно!
«Гопник, чистый гопник», — пробормотала Алопеция. Но теперь, в отличие от начального этапа отношений, в ее голосе уже не было сладострастного восторга. «Проснется — и выгоню его», — решила она. Сразу после принятия решения ей стало легче.

Рита: Как дела?
Алопеция: Не очень.
Рита: Что так?
Алопеция: Мы с Делирием тоже расстаемся.
Рита: Ясно… Поссорились?
Алопеция: Нет, просто отношения изжили себя.
Рита: Ты молодец. Я вот не умею так… Все тянула, тянула изжившие себя отношения. Пока все не взорвалось.
Алопеция: Ты сейчас с Баланитом?
Рита: Можно сказать и так. Только знаешь, он отказался от этого имени, называй его просто Олегом.
Алопеция: А вообще чем занимаешься?
Рита: Меня сейчас заинтересовал ковен Вульфа. Мы переписываемся с парой ребят оттуда… Знаешь, это совсем другое. Не то, к чему мы привыкли.
Алопеция: В смысле?
Рита: Ну я тебе перешлю пару файлов… Они не особенно секретные, секретное мне пока не дают. Но ты все же не распространяйся. Они ведут активную магическую работу: черные посты, медитации, мини-ритуалы ежедневно, регулярные общие практики. И никаких пьянок. И активная самореализация во внешнем мире, без всей этой асоциальщины.
Алопеция: То есть?
Рита: Ну, они все работают, лишь некоторые еще учатся в вузах. И не пиарятся активно, большинство из них с точки зрения коллег — совершенно обычные клерки. Однако внутри… Ну ты почитай.

Алопеция пролистала присланные файлы. Обычные воззвания, вроде тех, что можно найти в открытом доступе или написать самостоятельно. Немного поэтической философии – «Мы обязуемся служить Сатане, наши сердца чисты и открыты Бездне, наши глаза выносят свет Тьмы, не приспособленной для глаз человеческих»… Алопеция поразмыслила немного — обижать ли подругу. Наконец решила пока действовать мягко. Она убеждала себя в том, что делает это из нежелания ее расстраивать. На самом же деле ей просто не хотелось нарываться на взрыв эмоций… Своих проблем хватает.

Алопеция: Очень интересно. Чувствуется стиль.
Рита: Да! Но ты сейчас не поймешь всего. Это пробирает до косточек, когда в этом живешь. Ритуал за ритуалом, медитация за медитацией — ты познаешь себя. Погружаешься в Ад. Но это не дается просто так: надо работать.
Алопеция: Ясно… Нет, это не мое. Извини, но все же мне ближе бакулюмовские взгляды, без всей этой поэзии. У него все четко: это правильно для сатаниста, это нет. И обоснованно — почему так.
Рита: Но как это отражается в реальности? Я думала об этом… Алка, ну вот он рассуждает обо всем: как вести денежные дела, как воспитывать детей, как управлять государством… Но это же все не проверено на практике. Денег своих у него нет, с дочерью своей он почти никогда не общался… Государство… Ну это вообще смешно… Кстати! А вот у Вульфа есть один адепт из «Единой России».
Алопеция: Сатанист не может быть за государство, априорно символизирующее бога. Ты вообще о чем?
Рита: Ну хорошо, пусть сатанист будет в оппозиции. Но во всех этих оппозиционных делах… Что Бакулюм сделал для этого? Он только ноет, что СССР развалился. Ну пошел бы в какую-то партию, которая борется за возрождение СССР… Ходил бы на митинги, на круглые столы… Колонки бы в СМИ писал. Есть же люди, которые так живут.
Алопеция: Он просил тебя пристроить писать колонки в СМИ. Ты отказалась.
Рита: Потому что я знаю, что он напишет какой-то бред, завалив все сроки, потом будет пафосно сопротивляться редактуре и кончит тем, что обосрет у себя в бложике «плохое издание, продавшееся одновременно Путину и Госдепу». Оно мне надо — рекомендовать его, позориться перед людьми?
Алопеция: Ну так что же ты столько лет его тянула?
Рита: Я заблуждалась, я ждала, что он исправится.
Алопеция: Но вот когда ты отказывала ему в рекомендациях — ты же еще не прозрела. Тем не менее… Значит, что-то все-таки понимала?
Рита: Да… Я же говорю, я ждала, что он исправится. Я потихоньку капала ему на мозги, поправляла в каких-то мелочах. Думала, вода камень точит…
Алопеция: И как только появилась возможность потрахаться с другим — вода сразу перестала точить.
Рита: Ты его защищаешь, что ли?
Алопеция: Нет, просто стараюсь быть объективной. Не строй из себя героиню, Ди.
Рита: А ты бросаешь Делирия как героиня?
Алопеция: А кто тебе сказал, что это я его бросаю?
Рита: Потому что если бы он тебя бросил — ты бы заливала меня соплями и билась бы в судорогах очередной депры.
Алопеция: Какая ты проницательная.
Рита: Просто ты легко бросаешь мужчин, как только видишь первые трудности. А я спасовала перед трудностями один раз — и вот я уже чудовище.
Алопеция: Ну из-за моих романов тусовка не трещит по швам. А ты умудрилась все поставить с ног на голову. Бакулюм сидит у Веры, Лагофтальм бухает со своей бомжихой… Даже кот — и тот у них с балкона сорвался.
Рита: Бегемот? Насмерть?
Алопеция: А ты что думала. Вообще многие поговаривают, что ты их прокляла.
Рита: А, отлично, догадались наконец.
Алопеция: Ну ты сука.

Рита нервно захихикала. Конечно, она никого не проклинала. Но раз так… Пусть боятся. Боятся — значит, уважают.

Алопеция снова вошла в комнату и поглядела на Делирия. В какой-то момент в ее голове мелькнула мысль не бросать его, назло подруге… бывшей подруге взяться за него как следует и… Может, даже замуж выйти. Чем черт не шутит. Но затем она оглядела возлюбленного повнимательнее… Сейчас, во сне, он напоминал зека, страдающего от туберкулеза. Исхудавшее жилистое тело, покрытое шрамами. Трехдневная щетина. Синева под глазами… Обритый налысо череп. Нет. Поигралась и хватит.
В этот момент зазвонил телефон. Алопеция с некоторым удивлением увидела на экране имя Бакулюма — они общались не очень тесно, и она представить не могла, зачем он мог бы ей позвонить.

— Але?
— Здравствуй, Алка. Мне сейчас звонил Лагофтальм… Ты, может быть, не в курсе, но Диастема оставила у него ноутбук и до сих пор не позаботилась сменить пароли. В общем, сейчас он видел, что ты с ней переписываешься. Тебе не передавали, что с ней не стоит общаться?
— Передавали, но… Я наоборот тебя защищаю.
— Меня не нужно защищать. Я разберусь со своими проблемами сам. В общем, решай — ты продолжаешь общаться с нами или водишь шашни с отступниками.
— Да я уже решила… Мы в принципе уже поссорились.
— Вот и хорошо, спасибо что сделала такой выбор. Увидимся через неделю.
— А что, собрание будет?
— Да, конечно же. Мне просто нужно немного отдохнуть, а потом все пойдет как прежде.
— Ну хорошо. Ты там это, держись. Она правда что-то совсем. Говорит, что она всех нас скопом прокл…
— Не нужно передавать мне, что она говорит. Просто забудем о ней и все. Хорошо?
— Хорошо.

Алопеция положила телефон на тумбочку, прошла к компьютеру, удалила Риту из списка друзей и добавила ее в бан-лист. Проснувшийся Делирий следил за ней взглядом. Алопеция вкратце объяснила, что случилось. Делирий нахмурился… После этого его ожидало еще одно известие: Алопеция произнесла несколько заранее заготовленных фраз, ознаменовавших увядание помидоров. Делирий даже не удивился. Он молча собрался и вышел из квартиры. Около подъезда он вынул из кармана телефон.

— Але, Ди?
— Рита.
— Рита… В общем, там твой бывший читает твою переписку. Ты бы сменила пароли везде.

Лагофтальм и Туретта допивали на кухне первую из трех закупленных бутылок водки. Бакулюм вскоре после публикации компромата уехал к Вере, заявив, что ему надо недельку побыть одному. Лагофтальм сразу после его отъезда спустился вниз, вытащил из-под крыльца подъезда тело кота, нашедшее там временное пристанище… Положил его в пакет и отправился на Бабаевку, по пути завернув за Туреттой в магазин. Ради такого случая продавщица отпросилась со смены пораньше — все решилось стремительно, так как напарница очевидно сочувствовала «скорбной разумом», которая вроде бы каким-то чудом умудрилась завязать отношения с «симпатичным мальчишкой».

В процессе похорон и после них Туретта не умолкала, рассказывая о том, как ей живется с мамой, сестрой и маленькой племянницей. По ее словам, племянницу она очень любила, а вот сестра, если и появлялась дома, то била ее и обзывала. Лагофтальма сначала раздражали эти излияния, а потом он расслабился и даже обрадовался возможности отвлечься от горестных размышлений.

Дома Лагофтальм подарил Туретте старенький металлический кулон-пентаграмму, давным-давно потерянный кем-то из неофитов, оставивших тусовку. Другой человек улыбнулся бы, увидев, с каким пиететом женщина приняла этот подарок. Однако Лагофтальм всегда подспудно был уверен, что именно он — настоящий глава великого черного ордена. Бакулюм нужен ему лишь временно, по молодости, ибо у Бакулюма уже есть имя в сатанинских кругах… Пускай адепты ловятся на его авторитет — но это нужно лишь для того, чтобы они приучились приходить в квартиру к нему, Лагофтальму. Рано или поздно история расставит все по местам. И Туретту можно считать первой ученицей, которая увидела истинного лидера. Конечно, с этой точки зрения ее восторг при принятии первой пентаграммы из рук Лагофтальма вполне понятен.

Задумавшись, Лагофтальм вышел в комнату и достал из тумбочки заначку гашиша. Для такого случая не жалко. К тому же Бакулюма как раз нет — а он был резко против любых веществ, изменяющих сознание, делая исключение только для алкоголя. Он написал несколько программных трудов, в которых восхвалял спиртное и поносил любые другие наркотики. Люди, плохо знавшие Бакулюма, полагали, что тот надеется выслужиться перед ментами (как почти любой сатанист, обретший известность в узких кругах, Бакулюм был уверен, что силовые структуры выделили целый отдел для слежки за каждым его шагом). Однако в данном случае дело было в другом: Сергей действительно любил мягкое алкогольное отупение и действительно боялся встречи с зубастыми монстрами из своего искалеченного подсознания. Его привлекала та часть подсознательного спектра, которую Юнг называл инфракрасной – животные инстинкты, простые детские комплексы. Но он не был готов к подъему на ультрафиолетовый, сверхсознательный уровень.

Туретта приняла предложенное с видом человека, восходящего на эшафот — похоже, она не видела разницы между гашишем, героином и крокодилом. Продавщица была уверена, что после одной дозы ей обязательно будет требоваться другая, вся ее жизнь будет проходить в поисках наркоты, ее постигнут чудовищные ломки, у нее быстро отвалятся руки и ноги… Но чеширская улыбка Лагофтальма затмила ее разум и заставила без колебаний решиться на все.

Действие наркотика одновременно разочаровало ее и обрадовало. С одной стороны — она не почувствовала ничего особенного, просто алкогольное опьянение немного изменилось… Хотя оно могло точно так же измениться и по иным причинам. Да что там — на самом деле Туретта ничего и не заметила бы, если бы изначально не знала, что в кальяне был именно гашиш, а не табак. С другой стороны… Жаль, конечно, что она не узрела интересных галлюцинаций и не выпала в иную реальность. Но зато опасения касательно наркотической зависимости оказались неоправданными.

— И этот демон, которого я вызвал по Гоэтии, начал являться ко мне во снах, — вещал Лагофтальм. — Он был похож… Нет, я не могу тебе сказать, на что он был похож. Ты пока слишком юна и невинна. Я долго не мог понять, друг это или враг. Я хотел видеть в нем друга, но он пугал меня. Я пытался видеть в нем врага, однако он меня манил. Я бросил институт, я сидел, запершись в комнате… Я закрасил окно черной краской. Я сжег все свои личные дневники и фотографии. И тогда родители отправили меня в дурку.
— В какую? — оживилась Туретта.
— А, что? А. В десятую, — рассеянно ответил учитель. – Там еще Высоцкий чалился. Слышала? «Лежу в палате – косятся. Не сплю: боюсь, набросятся. Ведь рядом психи тихие, неизлечимые»…
— Нет, там я не лежала… У вас мобильники отнимали?
— Отнимали, но мне и не нужен был. Я тогда не хотел ни с кем общаться.
— У нас тоже отнимали… Но я проносила в трусах.
Туретта была слегка разочарована из-за того, что Лагофтальм оказался не ее бывшим соседом по палате. Однако ей безусловно польстил эпитет «юна и невинна», произнесенный человеком младше ее лет на семь. В этот миг она почувствовала, что влюблена…
Лагофтальм, не замечая пертурбаций, происходящих с его слушательницей, продолжал выворачиваться наизнанку.
— А потом бабка умерла, родаки махнули на меня рукой, и вуаля… У меня есть своя хата, полноценная база для оккультного развития. Кстати, — он слегка понизил голос. — Бабку-то я сам проклял.
— Как? — ужаснулась Туретта. — Разве так можно? Это же… Грех… Хотя да, о чем это я… Но все равно…
— Да я вообще всех тогда проклинал, — снисходительно ухмыльнулся Лагофтальм. — Бабку, родаков, однокурсников… Препода одного… Но сработало только на бабке. Молодым еще был, неопытным.
Туретта притихла. Эта новость подействовала на нее сильнее гашиша. До сих пор она не видела в сатанизме всех тех ужасов, которые предполагало это название. Лагофтальм и сам утверждал, что все это вранье — никаких жертв они не приносят, на иконы не срут. Но вот теперь страшная правда приоткрылась… Черное колдовство! Смерть человека! Будь она трезвой — она попросту убежала бы, как тогда в лесу. Однако сейчас и тело, и психика были так расслаблены… К тому же… Она юна и невинна. Он — так молод и красив в своей черной шелковой рубашке. Нет, она не в силах от всего этого отказаться и вернуться на скучную дорогу из дома в магазин и обратно.
Подверженная внезапному порыву, Туретта схватила Лагофтальма за руку.
— Хорошо. Хорошо, пусть так. Все равно я… Знай, я твоя. Все, что хочешь, выполню.
Лагофтальм отстранился, окинул взглядом собутыльницу. Эстетическое чувство, которое влияло в нем далеко не только на выбор одежды, прорвалось сквозь водочные и гашишные заслоны.
— Я забыл тебе сказать, — пробормотал он. — Учти, что между учеником и ученицей не может быть сексуальных отношений. Это… табу. Это перекрывает энергетические каналы.
— А с другими ученица может спать? — поинтересовалась Туретта. Она не обиделась, так как, вопреки опасениям Лагофтальма, вовсе и не собиралась с ним спать.
— Это да, конечно. Если это не вредит учению. В общем, ты меня спрашивай, если что, я все разрулю.
Туретта помолчала. На самом деле у нее были неуставные отношения с одним из магазинных грузчиков, улыбчивым Рустамом. Отношения скромные, торопливые, хранимые в тайне даже от коллег. Но она решила, что это откровение потерпит до лучших времен.
— А вот этот ваш Бакулюм… Которого девушка бросила… — спросила она после некоторого раздумья. — Он был учителем этой девушки?
— Эээ, в определенном смысле, конечно, да… Он нарушил запрет, — Лагофтальм крутился, как уж на сковородке. — Но ты видишь, что из этого в итоге вышло. Нельзя так.
— Как у вас все сложно, — заявила Туретта с восхищением. — Боюсь, мне с моими мозгами и не понять.
— Ничего-ничего, я все объясню, всему научу. Главное — в тебе есть демоны, есть тьма. Я это сразу разглядел. Слушайся меня, и все будет хорошо.
Утром, уже уходя на работу, грустная похмельная Туретта обратилась к Лагофтальму с одной просьбой. Она застенчиво спросила, нельзя ли будет проклясть ее сестру? Может быть, не сейчас, а потом, когда она станет более достойной? Вопреки ожиданиям Туретты, Лагофтальм согласился на это очень легко. Сначала он вообще говорил о проклятии как о чем-то несущественном. Но потом, заметив, что так можно потерять все влияние, добавил в свои речи немного мрака. Он заявил, что это, конечно, сложное дело и большая утрата энергетики, однако ради своей ученицы он готов взять на себя главную роль.
— Только учти, результат все равно зависит от тебя. Я могу тебя направлять, могу быть донором энергии, но… Поскольку ты только встала на этот путь — результат все равно может быть незначительным. Это твоя война, твоя ненависть. Через несколько лет ты научишься такому, что одно твое слово сразу отправит человека на смерть. Но не сейчас. Сейчас — только если очень повезет.
Туретта радостно кивала, уверяя, что все понимает. Договорились начать работу на следующей неделе.

Рита отрабатывала смену, и никто из коллег не замечал в ней ничего необычного. Она получала задания, в срок выдавала на выпуск гладенькие новости. Если с ней кто-то заговаривал — отвечала и даже улыбалась. Так все выглядело внешне. Изнутри же она взирала на мир, словно сквозь слой ваты. Конечно, свою роль сыграли ударные дозы успокоительных… Но не только они.
Время от времени Рита обновляла страницу сообщества, в котором с наибольшей вероятностью должны были появиться фотографии. Был уже час дня, а они все не появлялись. Если бы она плохо знала Бакулюма, то могла бы подумать, что он специально мучит ее ожиданием. Но она знала его хорошо и понимала, что он попросту спит.

В пятнадцать минут третьего публикация появилась. В роли автора выступал левый аккаунт, который, насколько было известно Рите, принадлежал Лагофтальму. Конечно же, Бакулюм не мог замарать таким постом себя лично. Девушка вздохнула и закрыла страницу. Вот и все…
Она написала еще пару новостей, а потом решительно вернулась в сообщество и, не читая комментариев к фотографиям, оставила под ними собственные пояснения. Про расставание, про шантаж. Ничего, хуже уже не будет.

Это было последнее, что она помнила из этого дня. Как-то она добралась до дома — раз проснулась утром в своей постели. Но все события вечера стерлись у нее из памяти. «Странно, как бывает, — подумала она, вставая под душ. — А жаль, что нельзя так забыть вообще все. Все эти четыре года».
Был выходной… Если бы ничего не случилось, сегодня она поехала бы на Красноярскую… А сейчас — что делать? Написать Алке? Но с ней трудно говорить: Алка меняет мужиков, как перчатки, и все ее утешения сведутся к вариациям на тему «не надо париться из-за ерунды». К тому же… Ей могло показаться, но в последние дни подруга общалась с нею как-то отстраненно и холодно. Хотя это вполне могло быть ошибкой: израненный и измордованный человек способен принять за грубость вполне обычный тон.

Рита дошла до магазина и купила пару бутылок вина. Потом еще пару бутылок… Она пила и читала какое-то глупое фэнтези. Во второй половине дня, почувствовав себя достаточно смелой, она вылезла в интернет и снова что-то там писала… Она то поносила Бакулюма, то вдруг будто бы защищала его, пытаясь уверить интернет-общественность в том, что в их отношениях не было ничего предосудительного… Олег, увидевший всю эту вакханалию в сети, догадался приехать к ней лишь поздно вечером. Разговора не получилось — он смог только уложить девушку спать.

Утром, когда Олег проснулся, Рита уже сидела на кухне. Сначала ему показалось, что она снова пьяна… Но некоторые моменты его насторожили. «Просто истерика», — наконец догадался он.
Рита то пыталась его прогнать, то умоляла не уходить. Она говорила, что для нее все кончено, и общение с нею замарает Олега так же, как ее — общение с Бакулюмом. Обещала стать отшельницей — а уже через минуту строила какие-то фантастические планы по окончательному уничтожению репутации бывшего возлюбленного.

— Хватит! — крикнул наконец Олег. И даже слегка встряхнул подругу за плечи. Она взглянула на него с недоумением, точно только что обнаружила его на своей кухне.
— Хватит, — продолжал он. — Все, самое страшное уже позади. Операция проведена. Теперь раны будут заживать. Не сразу! Ничего не бывает сразу. Но они заживут. Ты сильная девочка. Через год ты будешь вспоминать все это со смехом, я тебе обещаю.
— Но вся эта грязь…
— Операция — это всегда грязь. Кровь, гной, говно всякое.
— Но люди… Ты понимаешь, что я теперь выкинута из круга? Не из бакулюмовского, а вообще… Все читают это сообщество, никто уже никогда не будет смотреть на меня нормально. Черт, да лучше бы я не писала там ничего вообще… Так только хуже. Это как болото — с каждым шагом проваливаешься сильнее…
— Забей. Всем пофиг.
— Как пофиг?
— Так. Они прочитали и забыли. Честно, забыли. Мир не крутится вокруг Бакулюма… И вокруг тебя.
— Но я…
— Мир большой, сложный, интересный. Честно. Я тебе покажу! Хочешь, поехали… Поехали в зоопарк?
— Нет, я пожалуй… Пожалуй, пока полежу.
— Хорошо, полежи. Давай кино посмотрим.
И действительно — через три фильма мир перестал видеться Рите в ослепительных красно-оранжевых оттенках. Он стал приглушенно-серым, будто бы пепел… А еще через один фильм в нем даже начали появляться какие-то краски.
— Как у меня здесь пусто, — рассеянно огляделась Рита. — Кровать… Шкаф… Компьютер… И больше ничего. Как гостиница какая-то.

Она вдруг резко встала, порылась в рюкзаке и извлекла оттуда черный маркер. Минута — и на западной стене красовалась огромная пентаграмма. Олег вздохнул, оделся и заявил, что ему надо ненадолго выйти. Вернулся он с несколькими баллончиками краски. Через час стена представляла собой огромное граффити, центром которого была все та же пентаграмма (только более ровная), а по бокам кружились в танце веселые чертенята. Рита засмеялась.

— Мама… Ой… Мама офигеет.
— Пошли погуляем, пока проветрится. А то у тебя сейчас черти вообще везде будут плясать, без всякого граффити.

Прогулка длилась долго и наконец привела влюбленных к серым стенам какого-то древнего проектного института, испещренным уродливыми оспинами кондиционеров. Угнездившись на бетонном блоке, парочка болтала о детстве, работе, прочитанных книгах и вообще обо всем, о чем принято болтать в таких случаях. В какой-то момент Рита начала чувствовать себя счастливой. Затем снова затосковала… «Теперь у меня есть ты, — думала она, рассеянно глядя на Олега и не слушая, что он говорит. — Ты… Живой, хороший. Ключицы эти выступающие… Волосы падают на лоб. Но у меня нет ничего, кроме тебя. Я все за тебя отдала. Всю свою жизнь. Можешь ли ты это оценить?».

В девушке нарастало беспокойство. Да, Бакулюм оказался дурным человеком, но одно она знала точно — он стопроцентно давал понять, что не может обойтись без нее. С ним она точно знала, что принята в ковен навеки, и не будет свергнута со своего места верховной жрицы, если сама не совершит чего-то непотребного. Очередь конкуренток, прямо скажем, за порогом не стояла. Правда, непотребное в итоге было совершено… И что теперь? Олег? У него есть работа, есть жилье. Он сильный, он справится без нее. Вот понравится ему завтра другая девушка… и что?
Рита хотела было завести традиционную для всех женщин шарманку на тему «любишь ли ты меня больше всех, будем ли мы вместе всегда», однако с горькой ухмылкой осеклась. Она чувствовала, что так нельзя.

«Я не должна опираться в этой жизни на мужчин, — наконец родила она очевидную мысль. — Надо как-то… Иначе… Надо самой найти себя, чтобы было уже не страшно — кто от меня уйдет, кто придет. Звучит хорошо, но как же холодно».
И правда — холод ощущался не только внутри, но и снаружи. Кроме того, вокруг сгустилась чернильная тьма. Возле института не было фонарей, а свет жилого квартала заслоняла огромная, еще не заселенная новостройка.

Олег проводил Риту до дома, но ночевать не остался: утром им со Стасом надо было платить за квартиру. Хозяйка должна была прийти в восемь утра, и если бы Олег ночевал не дома — он должен был выехать от Риты как минимум в семь. Они обсудили этот вопрос и решили, что лучше расстаться вечером. Все было нормально и логично, однако беспокойство девушки вопреки всем доводам усиливалось. Остаться в квартире одной… И не то чтобы просто одной, как раньше, а в тотальном коконе одиночества, когда совсем некуда поехать и некому написать.
После ужина она разложила карты и даже не удивилась, узрев аркан Отшельник. Затем бросила взгляд на пентаграмму на стене — и успокоилась.

Бакулюм сидел за компом, погрузившись в ожесточенный танковый бой. Он не хотел думать ни о чем… Кажется, впервые за много лет в его жизни случилось что-то действительно неожиданное. А неожиданностей он боялся больше всего в этом мире. Хватило с него одного такого опыта… Когда вся тщательно распланированная еще в 15 лет будущность вдруг полетела в тартары из-за крушения Советского Союза. Бакулюм был уверен, что если бы не эта досадная случайность — он сейчас был бы главврачом какой-нибудь ведомственной поликлиники, одновременно продвинулся бы по партийной линии… Чем черт не шутит: ему мог светить министерский пост.

В подростковом возрасте, когда другие мальчишки бредили геройством и романтизмом, юный Сережа по крупицам добывал информацию о способах продвижения по социальной лестнице. Родители, люди простые и неумные, с религиозным пиететом просматривали дневники своего сына, сплошь заполненные пятерками. Он окончил сельскую школу с золотой медалью, приехал в Москву, поступил в мед, быстро приглядел себе невесту с квартирой… Казалось, что можно расслабиться: жизнь поставлена на правильные рельсы, по которым можно катиться до самой пенсии.

Но настало время перемен. Сергей был шокирован: стипендии перестало хватать на жизнь, профессия врача превратилась из довольно престижной и стабильной в нищенскую. Вся собранная информация об этом мире оказалась бесполезной — а сведений о новой реальности в природе пока не наблюдалось. Еще никто ничего не знал, нужно было действовать без плана, наугад. Это было выше сил Сергея.
Одно он понял точно — доучиваться было незачем. Все равно никто уже не восхищался его отличными оценками, да и вообще посторонние люди относились к нему гораздо менее восторженно, чем мама с папой. А тут как раз друг Женек предложил ему поднять бабла методом, в суть которого Сергей так и не смог вникнуть. Женек носился по городу, как угорелый, время от времени давая своему деловому партнеру непонятные поручения, как то — отвезти куда-то бумаги, забрать откуда-то деньги. Сергей привык к неспешному и размеренному существованию, его злила срочность и неожиданность всех этих поручений. Он брался за дело нехотя, ругаясь и затягивая сроки. Наконец Женек перестал ему звонить. Сергей первое время даже не замечал этого, но через несколько лет, анализируя ситуацию, пришел к выводу, что именно это и называется «кидалово». С тех пор из его рассказов следовало, что коварный друг обманул его на какую-то фантастическую сумму.

Хорошо, что Вера оказалась куда более хваткой и даже в самые тяжелые времена, когда одновременно училась и нянчила дочку, умудрялась как-то изыскивать средства к существованию. Уверившись в ее надежности, Сергей углубился в философию сатанизма, которая привлекла его своей очевидной асоциальностью. Он решил, что беспокойный социум как-нибудь обойдется без него, а он отныне и впредь будет думать только о вечном. Постепенно он достиг совершенства в практике недеяния. Бакулюм справедливо полагал, что если ни к чему не стремиться — то не будет и неудач, а если ничего не иметь — не будет потерь.

Диастема… Нет, в течение первого года он как раз ожидал, что юная вертихвостка прозреет и пошлет его куда подальше. Но годы шли — а она не уходила. Она безропотно отдавала ему почти все деньги, остающиеся от уплаты ипотеки. Она поддерживала чистоту в квартире Лагофтальма, она брала на себя решение всех конфликтов… Постепенно Бакулюм начал относиться к ней, как к заботливой всепрощающей матери — при этом помыкая ею, словно сам был ее отцом. И вот теперь, когда он уже привык к ней и снова счел свою жизнь поставленной на прочные рельсы… Какой же подлой надо быть! Откуда в этом мире столько предателей?

Хорошо, что Диастема не до конца потеряла стыд и сама предложила разом отдать ему столько денег, сколько он обычно получал от нее за три месяца. На них можно будет купить камеру для фильма… И колонки у его компа начинают трещать, надо будет взять новые. Но как жить дальше? Довольствоваться жалкими подачками от Веры и редкими жестами щедрости от адептов его учения? Нет, это положительно ни в какие ворота не лезет. Главное — он не давал никакого повода для разрыва. Он вел себя корректно, ровно, правильно. Однако же эта сучка сочла возможным кинуть его просто потому, что ей в задницу попало какое-то шило.

Лагофтальм сидел на кухне вместе с котом. Животное раздражало Бакулюма, а если кота запирали на кухне одного — он начинал орать. Некоторое время хозяин квартиры молча курил и просматривал с телефона развлекательные сайты, а потом обратил внимание на ноутбук… Диастема собиралась забрать его, когда привезет деньги. Лагофтальм открыл крышку, нажал кнопку включения и вошел ВКонтакт. Так и есть, залогинена.

Спустя полчаса взволнованный Лагофтальм проскользнул в комнату.

— Извини, что прерываю, — мурлыкнул он. — Но я тут вскрыл переписку Ди… В общем, ей промыл мозг Баланит.
— В каком смысле? — Бакулюм был изумлен.
— Ну, насколько я понял, между ними завязалась… любовь, — Лагофтальм произнес это слово таким тоном, какой старые девы припасают для озвучивания самых страшных извращений.
— Так, — Бакулюм побарабанил пальцами по столу. — Что еще?
— Алопеция переписывается с ней. Последнее сообщение — два часа назад. Нельзя сказать, что она полностью на ее стороне, нет, она не говорит о тебе ничего плохого. Но и ее тоже не осуждает.
— В каком смысле? Как так вообще можно?
— Ну, насколько я понял, для нее это нечто вроде обычного разрыва. Пара встречалась, пара распалась…
— И вашим и нашим, значит. Но ты же всех, и ее в том числе, известил о моей позиции?
— Конечно. То есть почти всех… Делирию Алопеция обещала сама передать.
— Хорошо, давай пока потерпим. Но в ближайшее время надо будет поставить вопрос ребром. Пожалуйста, больше меня этим сегодня не беспокой, — Бакулюм царственно откинулся на спинку стула.
Однако еще через час Лагофтальм был вынужден снова обратиться к другу.
— Прости, но это правда важно…
— Что?
— Вот, прочти!
— Я не могу читать чужую переписку, это противоречит моим принципам.
— Так что же делать?
— Расскажи своими словами!
— В общем, она сообщила Баланиту о сделке. И он ее отговаривает. Мне кажется, почти уже отговорил.
— Хорошо, — Бакулюм прикрыл глаза, словно человек, не представляющий, каких еще ударов следует ждать от судьбы. — Ждем.
Долго ждать не пришлось…

Рита: Здравствуй. Я еще раз обдумала ситуацию… Знаешь, по поводу 50 тысяч за раз было сказано слишком сильно, в горячке. Для этого мне придется брать кредит. В итоге у меня несколько месяцев будет оставаться на жизнь не более пяти тысяч. Это меньше, чем у тебя. При этом я работаю, а ты нет… Мне нужны деньги на проезд, и гостей, которые приносят еду, у меня не бывает. Извини, что зря обнадежила, ты знаешь, что я не умею считать деньги. Вот и ошиблась в расчетах… Давай так: я отдам тебе эти 50 тысяч, но постепенно — тысяч по 10 в месяц?
Бакулюм: Ты можешь взять деньги у родителей.
Рита: Нет, в это мне их вплетать не хотелось бы. Ты же знаешь, я вообще не беру у них денег никогда. Я даже первый взнос за ипотеку маме потихоньку возвращаю.
Бакулюм: Ты уже добровольно вляпалась в говно по самые уши, и у тебя остаются еще какие-то барьеры?
Рита: Выходит, что так.
Бакулюм: Ок, если не хочешь по-хорошему, будем говорить по-плохому. Помнишь украденные фотографии?
Рита: Да.
Бакулюм: А ты помнишь, что на взломанной почте было не все? Несколько фоток ты просила не пересылать себе, потому что это была уже не эротика, а порнуха?
Рита: И что?
Бакулюм: Они ведь тоже могут случайно попасть в сеть. Если кто-то откажется выполнять свое обещание — коего, заметь, никто не вытягивал клещами.
Рита: Но почему тебя не устраивают 10 тысяч в месяц?
Бакулюм: Я не желаю в течение пяти месяцев помнить о твоем существовании.
Рита: А о существовании Веры ты помнишь?
Бакулюм: Вера — моя жена, и от нее я ушел сам. А ты — подлая шлюха, и ты предала меня.
Рита: А ты не подлый?
Бакулюм: Нет, я не подлый. Фотографии будут опубликованы завтра. Сегодня вечером ты можешь заехать с деньгами, тогда я при тебе удалю компромат со своего компа. Все по-честному.

Бакулюм откинулся на спинку стула. На самом деле отличие Веры от Диастемы было более прозаичным… У Веры до сих пор не было нового мужчины. Что же касается Ди… Бакулюм знал ее общительный характер и предполагал, что у нее быстро кто-то появится — потому и согласился принять деньги один раз, а не вытягивать из нее помощь годами. И вот — его опасения оправдались даже намного быстрее, чем он ожидал.

Бакулюм был уверен, что в случае предоставления рассрочки Ди не успеет внести даже первый транш, когда Баланит прознает и об этой, смягченной договоренности. Узнает — и пресечет. Поэтому надо было ковать железо, пока горячо. Сначала он думал дать девушке два дня срока, но рассудил, что за это время она успеет десять раз обсудить ситуацию с этим уродом. Конечно, угроза публикации компромата серьезна… Но чем черт не шутит — вдруг он поможет ей найти какой-то выход? Лучше перестраховаться.

Рита: Знаешь, я думала, что мы расстаемся… Не то чтобы друзьями, но… Я считала себя виноватой. Я хотела минимизировать последствия. Это была жалость, понимаешь? Но теперь ты показал свое истинное лицо… Я могу кому-то помогать из жалости, но не из страха. Я не иду на сделки с шантажистами, понимаешь? Публикуй что хочешь. Все равно отношения с тобой опозорили меня куда больше, чем любая порнуха.
Бакулюм: Как пожелаешь. Но я — в отличие от некоторых — не изменяю своему слову. Фотографии будут опубликованы завтра, а пока у тебя еще есть шанс одуматься.

Он встал и быстрым шагом засеменил на кухню — кажется, в холодильнике еще был коньяк. Едва он открыл дверь, как под ноги ему прыснул кот-недобегемот. Бакулюм едва не упал… Тут ярость, долго зревшая глубоко в сердце, наконец вырвалась наружу. Прежде, чем увлеченный перепиской Ди Лагофтальм успел опомниться, Бакулюм схватил животное за шкирку, распахнул окно и выкинул его с девятого этажа.
— Я говорил, чтобы он не путался у меня под ногами, — произнес он с холодным бешенством. — И кстати… Что ты читаешь? Это что, переписка со мной? То есть ты лезешь уже в мою переписку?
Ошалевший Лагофтальм захлопнул крышку ноутбука, метнулся из квартиры, вызвал лифт, не дождался, помчался вниз по лестнице. Конечно, никакой надежды не было. Единственное, в чем он смог удостовериться — его питомец умер мгновенно.

Делирий крепко спал на диване в своей каморке, когда туда, шаркая, вошла его мать. Не без труда растолкав сына, старушка протянула ему телефон.

— Звонит, звонит у тебя в куртке…
— Что звонит? Ты совсем из ума выжила? Ничего не звонит нигде, — пробормотал Делирий, лихорадочными рывками принимая сидячее положение.
— Сейчас не звонит, а до этого много звонил. Ты посмотри, вдруг это насчет работы.

Делирий взглянул на экран… Действительно, шесть входящих вызовов от Алопеции. Он набрал ее номер, но тут же сбросил звонок — денег на счету было слишком мало. Через несколько секунд Алопеция перезвонила.

— Диастема бросила Бакулюма! — заявила она вместо приветствия.
— И что?
— Как что? — девушка опешила.
— Ну люди сходятся, расстаются… Зачем меня будить ради этого?
— Да ты просто не понимаешь, что теперь будет! Это же… Это не обычная пара. Бакулюм отменил завтрашнее собрание. Говорит, вообще никого не хочет видеть.
— Ну сейчас не хочет, потом захочет.
— Ты… Ты просто идиот!
— Ну как знаешь.

Положив трубку, Делирий снова улегся, но сон уже не шел. Он прошел на кухню, налил себе стакан воды, чтобы унять сушняк… Затем закурил. Мать заглянула к нему и спросила, не сбылась ли надежда насчет работы. Сын отрицательно мотнул головой. Затем прямо в домашних трениках, майке и шлепанцах вышел пройтись вокруг поселка.
Было около девяти часов вечера. По улицам неспешно прогуливались мамаши с колясками и пивом. Группы алкашей, одетых точно так же, как Делирий, кучковались около подъездов пятиэтажек. Позади продуктового магазина устроила свару стая бродячих собак.

Делирий обошел свару и направился по тропе дальше, вдоль небольшого болотца, через рощу, мимо прогнивших гаражей… Там, за гаражами, он еще в детстве нашел для себя своего рода место силы. В подростковом возрасте он именно там мутил свои первые ритуалы. Место представляло собой небольшой пятачок голой земли, который Делирий каждый год тщательно очищал от травы и мусора. Вынув из кармана устрашающего вида самодельный кинжал (впечатление портила разве что изолента на рукоятке), он начертил на пятачке пентаграмму, встал в центре и шепотом зачитал воззвание… Потом долго стоял, прикрыв глаза и представляя, как через его тело проходит черный столп адского пламени.

Медитация была прервана завибрировавшим телефоном. Делирий поморщился, но усилием воли вернулся в прежнее состояние. Лишь через пятнадцать минут, выйдя из круга и закурив, он прочел эсэмэску.
«Ди предложила Бакулюму выкуп за себя, — писала Алопеция. — Она не будет больше появляться на собраниях и помогать ему финансово, но заплатит ему 50 тысяч, чтобы он мог устроить свою жизнь без нее».

Делирий крякнул. Нет, эта богемная жизнь однозначно была трудна для понимания. Интересно, а Алопеция готова заплатить ему, чтобы он перестал ее трахать? Пожалуй, он был бы готов на такую сделку. Тем более, честно говоря, ее сексуальная ненасытность уже начинала ему надоедать. Интересно было разок-другой попробовать этого крупного мясистого тела, да заодно воплотить в жизнь фантазии, которые он до этого видел только в порнухе… Но больше, чем на два раза в неделю, его давно не хватало. Алопеция же предпочитала режим «четыре раза за ночь».

Делирий успел обойти весь поселок, выпить водки с алкашами (среди которых нашлась парочка его бывших одноклассников) и вернуться домой, когда телефон снова ожил.
«Бакулюм отказывается общаться с кем-либо, кто продолжит дружить с Ди. Она отказалась от магического имени».
Делирий немного поразмыслил и сел за комп.

Делирий: Я не собираюсь участвовать в этих разборках, и тебе не советую.
Алопеция: Она моя подруга!
Делирий: Измажутся все.
Алопеция: Но что делать?
Делирий: Отойти в сторону. Потом все образуется.
Алопеция: Но мне общаться с ней или не общаться?
Делирий: Общайся, если хочешь.
Алопеция: Но меня перестанут пускать на собрания.
Делирий: А тебе обязательно всем рассказывать, что вы общаетесь?
Алопеция: Но мир тесен… Рано или поздно все всплывет.
Делирий: Тогда и будешь переживать.
Алопеция: Я так не могу. Мне нужна ясность.
Делирий: Ясности сегодня не завезли.

Алопеция прочла сообщение и тут же исчезла из сети. Подождав пару минут для приличия, Делирий включил как раз вовремя скачавшийся с торрентов боевик. Звуки выстрелов и крики мешались с доносящейся из-за окна песней «Сектора газа». Прислушавшись, Делирий ухмыльнулся и поставил фильм на паузу…

На коленях перед алтарем
Я стою, грудь пылает огнем.
Перевернутый крест Люцифера висит на стене.
Ты ушла от меня на тот свет.
Жаль, со мною тебя рядом нет.
Ты пылаешь сейчас без меня в жарком адском огне…

На костре! На костре, сгорела в огне.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
На костре. На костре сожжена, на костре.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
Эти святоши в терновом венке
На кресте будут скоро висеть.
Будут висеть с перебитыми ребрами.
Смерть инквизиторам, смерть!

Ты была королевой ночи,
Но они наточили мечи
Ты была сожжена инквизиторами на костре.
Знай, что будешь ты отомщена
Да поможет мне в том Сатана
Все священники будут висеть на кровавом кресте.

На костре! На костре, сгорела в огне.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
На костре. На костре сожжена, на костре.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
Эти святоши в терновом венке
На кресте будут скоро висеть.
Будут висеть с перебитыми ребрами.
Смерть инквизиторам, смерть!

Каждый день без тебя это ад.
Но ты не возвратишься назад…
Без тебя, дорогая, никак не могу я уснуть.
Знай, что скоро к тебе я приду,
Мы увидимся вскоре в аду.
Острый жертвенный нож я воткну в свою грешную грудь.

На костре! На костре, сгорела в огне.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
На костре. На костре сожжена, на костре.
На костре. Моя ведьма сгорела в огне…
Эти святоши в терновом венке
На кресте будут скоро висеть.
Будут висеть с перебитыми ребрами.
Смерть инквизиторам, смерть!